Не право, но выбор
14 января 2014
Москва, 14 января. В связи с принятием Синодом Русской Православной Церкви документа “О крещении младенцев” появился целый ряд вопросов, недоумений и даже претензий. Попробую ответить на некоторые, наиболее часто встречающиеся. Тему собственно суррогатного материнства оставлю в стороне: она подробно рассмотрена в Основах социальной концепции Русской Православной Церкви. Сейчас речь пойдет именно о крещении младенцев, рожденных “суррогатной матерью”.
Итак, вопрос первый: “Правда ли, что Церковь запрещает креститься людям, родившимся от суррогатной матери?”
Нет, не запрещает. В документе четко сказано, что “факт «суррогатного рождения» сам по себе не является препятствием для крещения человека, ибо он не несет ответственность за поведение своих родителей”. Но — при определенных обстоятельствах крещение может быть отложено. В каком случае и почему? А вот здесь важно спокойно, но серьезно разобраться. Крещение младенцев совершается, во-первых, по вере Церкви, по уверенности, что для них возможно и важно вхождение в благодатную церковную жизнь. Во-вторых, младенцев крестят по вере тех, кто приносит их в храм, кто не просто берет на себя ответственность за ребенка, но служит гарантом его христианского воспитания. Так было всегда. В чине Крещения восприемники (крестные) произносят за ребенка “Символ веры” (текст с основными христианскими истинами — ред.), свидетельствуя тем самым как о готовности воспитывать ребенка по-христиански, так и о собственном христианском мировоззрении. Они также отрекаются от сатаны, утверждая этим свое намерение принимать участие в христианском воспитании маленького человека.
Все это очень важно осознавать хотя бы в самых общих чертах. Крещение — сознательный выбор жизни со Христом, жизни по-христиански – в противовес безрелигиозному образу жизни. А если ребенок пока сам это выбор сделать не может, то это могут и должны сделать взрослые. Никого не обманывая. Самих себя в первую очередь. Суррогатное материнство – репродуктивная технология, которую Церковь считает нравственно недопустимой. Это должны осознавать люди, когда приносят ребенка в храм для того, чтобы он начал свою жизнь в Церкви. Осознание должно повлечь за собой понимание церковной позиции и покаяние. А как же иначе?
И здесь возникает вопрос второй: “Почему Церковь требует от родителей покаяния?”
Церковь ничего ни от кого не требует. Она главным образом отдает. Просто не все берут. Начальное условие церковной жизни — покаяние. (Кстати, греческое слово “метанойя”, которое переводится на русский, как “покаяние”, буквально означает “перемена ума”.) Если это и можно назвать требованием, то с одной важной оговоркой: его практически бессмысленно исполнять против воли. Точнее, покаяния против воли… просто не может быть! Раскаяние может быть глубоким и не очень, эмоциональным или бесстрастным, скорым или сделанным после долгих размышлений и мучений… Но оно всегда — добровольно. Так сказать, по определению: “Невольник — не богомольник”. Иоанн Креститель, которого церковная традиция именует Предтечей Христа, так начал свою проповедь перед тем, как крестил людей: “Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное!”. Кстати, в Древней Церкви практика Крещения младенцев возникла не сразу (не отдельные случаи, всегда имевшие место, но именно традиция). Зато изначально и безусловно связывалась с верой родителей, с обязательностью христианского воспитания. Приступая к таинству Евхаристии (причастия), главному таинству Православной Церкви, люди испытывают себя в таинстве Покаяния, которое чаще называют Исповедью. И никто вроде бы пока, слава Богу, не возмущается этим “требованием”, не называет его “негуманным” и нарушающим чьи-либо права. Иными словами, покаяние — это уж никак не нововведение, но основа духовной жизни. Нововведением был бы, напротив, отказ от покаяния, от осознания своих поступков и ответственности за них.
[…]
И, наконец: “Почему дети должны отвечать за поступки родителей? Да, суррогатное материнство — это плохо, но почему не крестить детей? ”
Не должны и не отвечают. Об этом прямо говорится в рассматриваемом документе. И здесь нужно иметь в виду как минимум два момента. Первый. Многие критики решения Синода смотрят на Крещение почти как на конституционное право, в ряду избирательных прав, права на медицинское обслуживание и проч. Обсуждают решение Церкви с позиций либеральной концепции прав человека. Но Крещение — это не право. Это, как уже многократно говорилось выше, сознательное вступление в иную жизнь. Свидетельство серьезного и осознанного решения стать христианином и/или решения о христианском воспитании для своих детей. И в этой связи второй момент: допустим, крестили ребенка, родители которого не осознают последствий своего поступка и вообще не собираются вводить его в жизнь Церкви. Несложно представить себе такую ситуацию, правда? Так вот: чем это лучше отложенного решения по такому крещению? Чем лучше, что крещенный ребенок не будет бывать в храме, не будет приобщаться Святых Христовых Таин (причащаться) и научаться основам веры, не будет расти христианином? Что это, если не сознательная профанация Таинства? Крещение — не магический ритуал, избавляющий от болезней или сглаза с порчей. Это жизнь со Христом. Другая жизнь. Об этом и речь.
Легойда Владимир, председатель Синодального информационного отдела Московского Патриархата, профессор МГИМО